...Мама медленно пила чай, наливая из чашки в блюдце, ее губы дрожали, чувствуя, как тяжелые воспоминания целиком овладевали ею, затем глубоко вздохнув, она продолжила: "1941 год. Война! Бердичев зашевелился, как потревоженный муравейник. Люди в растерянности, многие не верили. Те, у которых были репродукторы, черные круглые тарелки, которые вешались на стену, застывали возле них, вслушиваясь в каждое слово Левитана, голос которого всегда приводил в напряженное состояние духа. Война! Без объявления! Вероломно! - как выстрел, испуг, острая сердечная боль.
Война! Как же так? Люди кричали, плакали, шумно недоумевали, другие молчали, тупо глядя в одну точку! Что делать? Куда? Зачем? А дети? А пакт о ненападении?! Великая нация - русский! Уверенность и в то же время какая-то бесшабашность: грядет война, величайшая планетарная трагедия, горе наций, но, недолго думая, он, русский человек, глубоко вздохнув, а затем, резко выдохнув, говорит: - Ничего, мы и эту войну выдержим и вынесем фашиста вперед ногами, порвем незваного гада на куски и победим!" Но к святой победе над Гитлером надо было еще долго, долго идти, ползти, умирать сотнями, тысячами, миллионами, в числе которых большинство здоровых, молодых, красивых парней и девушек, еще не успевших узнать, что такое любовь, счастье, не познавших благо родить, воспитать. Вера и надежда нередко в то суровое, жестокое время оборачивалось в горе и смерть. После небольшой паузы мама продолжила: "Никто не мог предположить, что немцы так быстро продвигались по Украине, почти без боев. За одни сутки они оставляли позади себя несколько областей. Городское начальство не спешило с объявлением населению об эвакуации из города. Но я не стала ждать самого худшего. Я, моя мама, Володя 2-х лет, мой младший брат, которого я крепко привязала платками к груди, моя старшая сестра и 14-летний мой старший брат, практически без вещей направились к вокзалу. Мой папа, твой дедушка, умер еще в 1933 году от инсульта. Старшие братья уезжать не хотели, надеялись на то, что, мол, мирное население они, фашисты, не тронут. Смертельная опрометчивость. Подали состав, поезд состоял из четырех открытых платформ, двух вагонов для перевозки скота и трех вагонов с окнами, нормальные, человеческие вагоны, но не для простых смертных, а для офицеров, их жен и детей со всем домашним скарбом, мебелью, живностью и другим. Да, вот что я забыла сказать, твой папа работал в военной части по специальности жестянщик, кровельщик и очень хороший был токарь. В городе его знали многие как хорошего специалиста, многим латал он крыши домов, делал корыта, ведра и многое другое, но в начале войны твой папа не избежал призыва и отправки на фронт... Так вот, поезд тронулся, но куда мы едем, куда нас везут, никто не знал, никто не знал и о том, что удаляемся мы подальше от смерти или приближаемся к ней. Но ведь многие остались в городе, не хотели бросать своих матерей и отцов, больных, парализованных, прикованных к постели..." У моей мамы вновь появились в глазах слезы..."Саша, сынок, как это было важно в эту минуту, что у детей нашлось мужество, преданность, не жестокое, горячее сердце к близким и немощным людям, они думали не о себе". Мама, не выдержав напряжения воспоминаний, всхлипывая, зарыдала... - Милая моя, бесконечно родная мама, - обнимая и успокаивая, говорил я ей! И, сквозь выступившие и душащие слезы в моих глазах, как мог, утешал маму, гладя ее по голове и спине, годами измученную болезнями, уже ссутулившуюся, но такую близкую и очень дорогую маму. "...Поезд шел не скоро, как бы осторожничая, предчувствуя любую неожиданность. Нас разместили на открытой платформе, человек восемьдесят, стариков, молодых, детей. Частые кратковременные остановки состава постоянно заставляли напрягаться, прислушиваться к голосам и даже крикам, доносящимся с головы поезда. Но вот мы опять двинулись в путь, на этот раз заметно ускоряясь, состав летел на всех парах, и тут я и многие услышали тяжелый гул, который все больше и больше нарастал, многие смотрели в небо... Самолеты! Наши или... Паровозная труба выбрасывала черный дым с огневыми всполохами, и летел нам в лицо и на одежду. Показались два самолета, кто-то на платформе закричал: "Наши, наши!" - "Повылазэло тэби, - кричал другой, - це ж немцы!" Началась бомбежка и стрельба с самолетов. Мы втянули головы и прижались друг к другу. Слышались стоны, вскрики, плач, истерики, отборный русский мат. Но самолеты недолго кружили над поездом. Вскоре мы остановились у какой-то станции. Военные солдаты и люди в штатском обходили состав и выкрикивали: "Убитые, раненые есть?" - и в ответ слышали: "Есть, есть". Раненых и убитых сняли, мертвых недалеко от насыпи похоронили. Судьба к нам, сын, была благосклонна, из моей семьи никто не пострадал, хотя и были еще за время пути несколько налетов!
Прибыли мы в Казахстан, станцию не помню, но оказались в селе Бурае, где я работала в поле, на тракторе, а затем одной из последних в селе была эвакуирована в город Семипалатинск, там я работала в военном протезном госпитале. Вскоре умерла моя мама, старший брат убежал на фронт, добровольцем, а всего-то ему не было и четырнадцати лет. В 1942 году я получила письмо от мужа с вызовом в Москву. Мужа в начале 1942 года отозвали с фронта на работу, как высококвалифицированного специалиста, на машиностроительный завод № 45, когда-то он именовался № 24, сейчас завод "Салют". Сам директор завода обращался в военкомат с ходатайством об отзыве папы с фронта. В январе 1945 года родился ты. Война кончилась. Наступила тяжелая, но мирная жизнь". В шестидесятых годах мама посетила свой город Бердичев и вот, что она рассказала: "Оставшиеся в живых знакомые мне рассказали о гибели моих старших братьев..." Быстро выступившие слезы на глазах у мамы заставили ее помолчать. "...Cамого старшего брата раздели догола и повели к колонке, подсоединили шланг и стали обливать ледяной водой, на улице было - 20 градусов мороза... Фашисты неделю не допускали к замерзшему трупу моего брата, чтобы его похоронить. Другого брата и многих жителей города использовали на рытье канав, траншей, затем их расстреливали и зарывали другие в этих же канавах. Из моей семьи в живых осталась я одна, почти 90-летняя старуха. В 1997 году от тяжелой болезни умер мой младший брат, вернувшийся с фронта с тремя орденами Красной Звезды и многими другими орденами. Какое счастье, что ты долгие годы, мой сын, со мной". Я подошел к маме и обнял ее за худенькие плечи, она, всхлипывая, уткнулась мне в плечо. Моя мама, бесценный человек. Первое лицо в государстве.
Александр ГРИНИН. |